культура: Вы много лет занимаетесь изучением истории казачьих культурных традиций. Так что же такое, по-Вашему, «казачество»?
Чавчавадзе: Это воистину уникальный феномен. Буквально на днях я встретила тому очередное подтверждение, когда мне совершенно неожиданно позвонил человек из Сибири, посмотревший наш фильм «Дальневосточный исход» из серии «Русские без России», и рассказал историю своей семьи. Сам он работает врачом-ветеринаром, родом происходит из оренбургских казаков, после Гражданской войны часть его предков эмигрировала в Харбин, и теперь он ищет свои корни. В разговоре с этим человеком, который удивительным образом в третьем поколении сохранил яркие черты казачьего выговора, я поняла, насколько же все-таки у казаков сильна корневая система. Ведь казачество проросло из срубленного мощного дерева, гораздо быстрее и сильнее, чем что-либо иное из того, что существовало в дореволюционной России. Об этом я могу судить по примеру того же дворянского движения, которое, в отличие от казачества, полноценно возродиться так и не смогло.
Конечно, в 90-е возрожденное казачество пережило тяжелый период взросления, но время, когда казаки представлялись некими «ряжеными» в папахах с огромным количеством несуществующих наград и сплошь в генеральских и полковничьих погонах, уже прошло. Переломным моментом, когда вся эта вольница стала входить в берега, стал 2005 год, когда Владимир Путин в казачьей станице Вёшенской, на родине автора романа «Тихий Дон», великого русского писателя Михаила Шолохова, собрал атаманов. По секрету мне тогда рассказали, что у президента вырвалось: «Вы сейчас рассказываете про свои беды, а ведь мне просто собрать вас вместе стоило огромных усилий!» Можно понять, что даже во власти были силы, не заинтересованные в возрождении казачества. Тогда же был подписан Федеральный закон «О государственной службе российского казачества», и сегодня казачество постепенно возвращается к своему историческому образу и предназначению.
культура: А что касается казачьей культуры, в первую очередь, знаменитых казачьих песен. Как все это смогло возродиться после стольких десятилетий репрессий?
Чавчавадзе: Вспоминаю, как мы снимали в Краснодаре эпизод о расказачивании для фильма о Кубанском казачьем хоре — а ведь расказачивание коснулось всех сторон жизни, включая культуру. Там мы познакомились с семьей первого запевалы гимна кубанских казаков — Александра Авдеева, в которой вся мужская часть была или расстреляна или репрессирована…
А возродилось казачество благодаря той исторической памяти, которая сохранялась как на Родине, так и на чужбине. В ходе съемок одного из наших первых фильмов судьба подарила нам зримое ощущение, каким должно быть казачество. Мы посетили несколько небольших музейчиков, которые были основаны оказавшимися на чужбине казаками и сохранились к сегодняшнему дню. Эти казачьи реликвии уносила с собой отступавшая Белая армия. Один из таких музеев, который находится под Парижем, сохранил воинские реликвии Лейб-гвардии казачьего полка. Раритеты принадлежали офицерскому собранию. После революции были упакованы и отправлены на Дон, а оттуда попали во Францию и тем самым были спасены от разграбления. По этим экспонатам видно, что гвардейские казачьи полки были в полном смысле аристократией русской армии. Казачество вместе с Россией проходило все стадии становления, превращаясь из бесшабашных авторов письма турецкому султану в подлинную воинскую элиту.
культура: Но ведь, несмотря ни на что, казачьи традиции сохранялись и в России?
Чавчавадзе: Конечно! У казаков, в отличие от большинства русских, сохранилось традиционное отношение к старшим. Иначе было бы просто невозможно воспринять эстафету казачьей культуры, которую, по указаниям Троцкого, выжигали каленым железом, как в буквальном смысле — физически, так и в переносном. Уничтожалось все, что было связано с казачеством. Особенно это коснулось песенной культуры: в российских музыкальных архивах практически не сохранилось фонограмм с записями казачьих песен. Даже в фильме «Кубанские казаки» нет ни одной подлинно казачьей песни! А потому, если бы не связь поколений, сегодня от казачьей культуры ничего бы не осталось. В качестве примера хочу привести художественного руководителя Кубанского казачьего хора Виктора Гавриловича Захарченко. Сам этот человек – воплощенная история казачества. Он родился на Кубани в тяжелом 1938 году, его отец погиб на фронте в начале войны, но, несмотря на все испытания того времени, казачьи песни пела его мать, пела вся станица. В 1974-м Захарченко возглавил Кубанский казачий хор и с тех пор возрождает традиционные казачьи песни, а также обрабатывает их для сцены, поскольку массовому зрителю сложно воспринять аутентичное пение.
культура: Можно ли сказать, что казачья культура — неотъемлемая часть культуры русской? Ведь известно, что многие при переписи населения в графе «национальность» именуют себя «казаками».
Чавчавадзе: Да, в 90-е годы мы с горечью наблюдали всплеск казачьего сепаратизма, который, кстати, во многом и погубил в 1918-19 годах Белую армию. Некоторые новоявленные атаманы с гордостью заявляли: «Мы не русские, а казаки». На мой взгляд, говорить о том, что есть такая особая национальность «казак» — глупость несусветная, ведь к Всевеликому Войску Донскому были приписаны казаки-калмыки, а к Оренбургскому — башкиры. Конечно, сегодня казакам хочется отделиться от бескультурья центральных районов России, от того же пьянства. Ведь при всей вольнолюбивости, и даже разгульности, в плане воспитания они более строги, всех их объединяет уважение к своему казачьему роду. А за пьянство или другие позорящие грехи до сих пор встречаются наказания нагайкой. Известен случай, когда такой экзекуции подвергся казак, который попытался отдать свою мать в дом престарелых. Ну и казачат, конечно же, воспитывают в строгости. А что касается казачьих песен, не секрет, что в так называемом «интеллигентском» обществе они воспринимаются чуть ли не как «моветон». На мой взгляд, общество нужно воспитывать в любви к народной песне, и тут поле непаханое — в том числе и для газеты «Культура».